[sapientiam]

Тот самый момент, когда жизнь происходит в моменте:
В баре не наступает утро, и окна всегда зашторены,
За фортепиано сидит умерший Бадаламенти,
Кто-то кому-то рассказывает историю,
Ищет настырно драки пьяный в салат художник,
Бармен устал за три тысячи лет, но опять веселится.
Да, здесь никто никому ничего не должен,
Но ему нравится смешивать вкусы и видеть лица.
— Здравствуйте, господин Свидригайлов! —
шляпы коснувшись приветствует из-за стола Федя.
Улыбаюсь в ответ, стул от стойки отодвигая.
О, этого тут не видел, но мало ли, кто заедет —
Парень хлебнул ром-колу со дна бокала
И растворился в воздухе со словами,
Чтобы она никогда его не искала.
Народ замолчал, закивав понимающе головами.
Я попросил старика сочинить «Отвёртку»,
Выпустил облако дыма, взглянул на часы:
Вот и ушёл кошмарный двадцать четвёртый
В смраде гниющей трупнины, хромым, босым.
Смерть удивлённо привстала за столиком дальним,
Даже Пикассо меня пьяным взглядом смерил:
Таких безумцев, кажется, здесь давно не видали.
Обычно уходят с «Белым русским» или хотя бы с «Мэри».
Но так, чтоб навечно застрять в самом липком страхе,
До состояния полной утраты рассудка...
Если подумать, то, правда, ну его нахер,
Даже для самых смелых выглядит слишком жутко.
Я передал через стойку бармену свёрток:
— Это — наследство. Ты же мой самый близкий, —
и сразу, — постой, кошмарный двадцать четвёртый!
Ты перепутал «Отвёртку» и чистый виски!