Отправлено 22 Март 2010 - 01:25
22/03/10/01:30
Александр Грин "Алые паруса":
"Не знаю, сколько
пройдет лет, -- только в Каперне расцветет одна сказка, памятная надолго. Ты
будешь большой, Ассоль. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет
алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая
волны, прямо к тебе. Тихо будет плыть этот чудесный корабль, без криков и
выстрелов; на берегу много соберется народу, удивляясь и ахая: и ты будешь
стоять там Корабль подойдет величественно к самому берегу под звуки
прекрасной музыки; нарядная, в коврах, в золоте и цветах, поплывет от него
быстрая лодка. -- "Зачем вы приехали? Кого вы ищете?" -- спросят люди на
берегу. Тогда ты увидишь храброго красивого принца; он будет стоять и
протягивать к тебе руки. -- "Здравствуй, Ассоль! -- скажет он. --
Далеко-далеко отсюда я увидел тебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя
навсегда в свое царство. Ты будешь там жить со мной в розовой глубокой
долине. У тебя будет все, чего только ты пожелаешь; жить с тобой мы станем
так дружно и весело, что никогда твоя душа не узнает слез и печали". Он
посадит тебя в лодку, привезет на корабль, и ты уедешь навсегда в
блистательную страну, где всходит солнце и где звезды спустятся с неба,
чтобы поздравить тебя с приездом.
и
Летики не было; он увлекся; он, вспотев, удил с увлечением азартного
игрока. Грэй вышел из чащи в кустарник, разбросанный по скату холма.
Дымилась и горела трава; влажные цветы выглядели как дети, насильно умытые
холодной водой. Зеленый мир дышал бесчисленностью крошечных ртов, мешая
проходить Грэю среди своей ликующей тесноты. Капитан выбрался на открытое
место, заросшее пестрой травой, и увидел здесь спящую молодую девушку.
Он тихо отвел рукой ветку и остановился с чувством опасной находки. Не
далее как в пяти шагах, свернувшись, подобрав одну ножку и вытянув другую,
лежала головой на уютно подвернутых руках утомившаяся Ассоль. Ее волосы
сдвинулись в беспорядке; у шеи расстегнулась пуговица, открыв белую ямку;
раскинувшаяся юбка обнажала колени; ресницы спали на щеке, в тени нежного,
выпуклого виска, полузакрытого темной прядью; мизинец правой руки, бывшей
под головой, пригибался к затылку. Грэй присел на корточки, заглядывая
девушке в лицо снизу и не подозревая, что напоминает собой фавна с картины
Арнольда Беклина.
Быть может, при других обстоятельствах эта девушка была бы замечена им
только глазами, но тут он иначе увидел ее. Все стронулось, все усмехнулось в
нем. Разумеется, он не знал ни ее, ни ее имени, ни, тем более, почему она
уснула на берегу, но был этим очень доволен. Он любил картины без объяснений
и подписей. Впечатление такой картины несравненно сильнее; ее содержание, не
связанное словами, становится безграничным, утверждая все догадки и мысли.
Тень листвы подобралась ближе к стволам, а Грэй все еще сидел в той же
малоудобной позе. Все спало на девушке: спал;! темные волосы, спало платье и
складки платья; даже трава поблизости ее тела, казалось, задремала в силу
сочувствия. Когда впечатление стало полным, Грэй вошел в его теплую
подмывающую волну и уплыл с ней. Давно уже Летика кричал: -- "Капитан. где
вы?" -- но капитан не слышал его.
Когда он наконец встал, склонность к необычному застала его врасплох с
решимостью и вдохновением раздраженной женщины. Задумчиво уступая ей, он
снял с пальца старинное дорогое кольцо, не без основания размышляя, что,
может быть, этим подсказывает жизни нечто существенное, подобное орфографии.
Он бережно опустил кольцо на малый мизинец, белевший из-под затылка. Мизинец
нетерпеливо двинулся и поник. Взглянув еще раз на это отдыхающее лицо, Грэй
повернулся и увидел в кустах высоко поднятые брови матроса. Летика, разинув
рот, смотрел на занятия Грэя с таким удивлением, с каким, верно, смотрел
Иона на пасть своего меблированного кита.
-- А, это ты, Летика! -- сказал Грэй. -- Посмотри-ка на нее. Что,
хороша?
-- Дивное художественное полотно! -- шепотом закричал матрос, любивший
книжные выражения. -- В соображении обстоятельств есть нечто располагающее.
Я поймал четыре мурены и еще какую-то толстую, как пузырь.
-- Тише, Летика. Уберемся отсюда.
Они отошли в кусты. Им следовало бы теперь повернуть к лодке, но Грэй
медлил, рассматривая даль низкого берега, где над зеленью и песком лился
утренний дым труб Каперны. В этом дыме он снова увидел девушку.
и
Ее не теребил страх; она знала, что ничего худого с ним не случится. В
этом отношении Ассоль была все еще той маленькой девочкой, которая молилась
по-своему, дружелюбно лепеча утром: -- "Здравствуй, бог!", а вечером: --
"Прощай, бог!".
и
Ассоль проникла в высокую, брызгающую росой луговую траву; держа руку
ладонью вниз над ее метелками, она шла, улыбаясь струящемуся прикосновению.
Засматривая в особенные лица цветов, в путаницу стеблей, она различала
там почти человеческие намеки -- позы, усилия, движения, черты и взгляды; ее
не удивила бы теперь процессия полевых мышей, бал сусликов или грубое
веселье ежа, пугающего спящего гнома своим фуканьем. И точно, еж, серея,
выкатился перед ней на тропинку. -- "Фук-фук", -- отрывисто сказал он с
сердцем, как извозчик на пешехода. Ассоль говорила с теми, кого понимала и
видела. -- "Здравствуй, больной, -- сказала она лиловому ирису, пробитому до
дыр червем. -- Необходимо посидеть дома", -- это относилось к кусту,
застрявшему среди тропы и потому обдерганному платьем прохожих. Большой жук
цеплялся за колокольчик, сгибая растение и сваливаясь, но упрямо толкаясь
лапками. -- "Стряхни толстого пассажира", -- посоветовала Ассоль. Жук,
точно, не удержался и с треском полетел в сторону. Так, волнуясь, трепеща и
блестя, она подошла к склону холма, скрывшись в его зарослях от лугового
пространства, но окруженная теперь истинными своими друзьями, которые -- она
знала это -- говорят басом.
То были крупные старые деревья среди жимолости и орешника. Их свисшие
ветви касались верхних листьев кустов. В спокойно тяготеющей крупной листве
каштанов стояли белые шишки цветов, их аромат мешался с запахом росы и
смолы. Тропинка, усеянная выступами скользких корней, то падала, то
взбиралась на склон. Ассоль чувствовала себя, как дома; здоровалась с
деревьями, как с людьми, то есть пожимая их широкие листья. Она шла, шепча
то мысленно, то словами: "Вот ты, вот другой ты; много же вас, братцы мои! Я
иду, братцы, спешу, пустите меня. Я вас узнаю всех, всех помню и почитаю".
"Братцы" величественно гладили ее чем могли -- листьями -- и родственно
скрипели в ответ. Она выбралась, перепачкав ноги землей, к обрыву над морем
и встала на краю обрыва, задыхаясь от поспешной ходьбы. Глубокая непобедимая
вера, ликуя, пенилась и шумела в ней. Она разбрасывала ее взглядом за
горизонт, откуда легким шумом береговой волны возвращалась она обратно,
гордая чистотой полета. Тем временем море, обведенное по горизонту золотой
нитью, еще спало; лишь под обрывом, в лужах береговых ям, вздымалась и
опадала вода. Стальной у берега цвет спящего океана переходил в синий и
черный. За золотой нитью небо, вспыхивая, сияло огромным веером света; белые
облака тронулись слабым румянцем. Тонкие, божественные цвета светились в
них. На черной дали легла уже трепетная снежная белизна; пена блестела, и
багровый разрыв, вспыхнув средь золотой нити, бросил по океану, к ногам
Ассоль, алую рябь.
Она села, подобрав ноги, с руками вокруг колен. Внимательно наклоняясь
к морю, смотрела она на горизонт большими глазами, в которых не осталось уже
ничего взрослого, -- глазами ребенка. Все, чего она ждала так долго и
горячо, делалось там -- на краю света. Она видела в стране далеких пучин
подводный холм; от поверхности его струились вверх вьющиеся растения; среди
их круглых листьев, пронизанных у края стеблем, сияли причудливые цветы.
Верхние листья блестели на поверхности океана; тот, кто ничего не знал, как
знала Ассоль, видел лишь трепет и блеск.
Из заросли поднялся корабль; он всплыл и остановился по самой середине
зари. Из этой дали он был виден ясно, как облака. Разбрасывая веселье, он
пылал, как вино, роза, кровь, уста, алый бархат и пунцовый огонь. Корабль
шел прямо к Ассоль. Крылья пены трепетали под мощным напором его киля; уже
встав, девушка прижала руки к груди, как чудная игра света перешла в зыбь;
взошло солнце, и яркая полнота утра сдернула покровы с всего, что еще
нежилось, потягиваясь на сонной земле.
Девушка вздохнула и осмотрелась. Музыка смолкла, но Ассоль была еще во
власти ее звонкого хора. Это впечатление постепенно ослабевало, затем стало
воспоминанием и, наконец, просто усталостью. Она легла на траву, зевнула и,
блаженно закрыв глаза, уснула -- по-настоящему, крепким, как молодой орех,
сном, без заботы и сновидений.
Ее разбудила муха, бродившая по голой ступне. Беспокойно повертев
ножкой, Ассоль проснулась; сидя, закалывала она растрепанные волосы, поэтому
кольцо Грэя напомнило о себе, но считая его не более, как стебельком,
застрявшим меж пальцев, она распрямила их; так как помеха не исчезла, она
нетерпеливо поднесла руку к глазам и выпрямилась, мгновенно вскочив с силой
брызнувшего фонтана.
На ее пальце блестело лучистое кольцо Грэя, как на чужом, -- своим не
могла признать она в этот момент, не чувствовала палец свой. -- "Чья это
шутка? Чья шутка? -- стремительно вскричала она. -- Разве я сплю? Может
быть, нашла и забыла?". Схватив левой рукой правую, на которой было кольцо,
с изумлением осматривалась она, пытая взглядом море и зеленые заросли; но
никто не шевелился, никто не притаился в кустах, и в синем, далеко озаренном
море не было никакого знака, и румянец покрыл Ассоль, а голоса сердца
сказали вещее "да". Не было объяснений случившемуся, но без слов и мыслей
находила она их в странном чувстве своем, и уже близким ей стало кольцо. Вся
дрожа, сдернула она его с пальца; держа в пригоршне, как воду, рассмотрела
его она -- всею душою, всем сердцем, всем ликованием и ясным суеверием
юности, затем, спрятав за лиф, Ассоль уткнула лицо в ладони, из-под которых
неудержимо рвалась улыбка, и, опустив голову, медленно пошла обратной
дорогой.
Так, -- случайно, как говорят люди, умеющие читать и писать, -- Грэй и
Ассоль нашли друг друга утром летнего дня, полного неизбежности.
и
Вы видите, как тесно сплетены здесь судьба, воля и свойство
характеров; я прихожу к той, которая ждет и может ждать только меня, я же не
хочу никого другого, кроме нее, может быть именно потому, что благодаря ей я
понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса
своими руками. Когда для человека главное -- получать дражайший пятак, легко
дать этот пятак, но, когда душа таит зерно пламенного растения -- чуда,
сделай ему это чудо, если ты в состоянии. Новая душа будет у него и новая у
тебя.
и
-- И ты тоже, дитя мое! -- вынимая из воды мокрую драгоценность, сказал
Грэй. -- Вот, я пришел. Узнала ли ты меня?
Она кивнула, держась за его пояс, с новой душой и трепетно зажмуренными
глазами. Счастье сидело в ней пушистым котенком. Когда Ассоль решилась
открыть глаза, покачиванье шлюпки, блеск волн, приближающийся, мощно
ворочаясь, борт "Секрета", -- все было сном, где свет и вода качались,
кружась, подобно игре солнечных зайчиков на струящейся лучами стене. Не
помня -- как, она поднялась по трапу в сильных руках Грэя. Палуба, крытая и
увешанная коврами, в алых выплесках парусов, была как небесный сад. И скоро
Ассоль увидела, что стоит в каюте -- в комнате, которой лучше уже не может
быть.
и
-- Ты возьмешь к нам моего Лонгрена? -- сказала она.
-- Да. -- И так крепко поцеловал он ее вслед за своим железным "да",
что она засмеялась.
и
Теперь мы отойдем от них, зная, что им нужно быть вместе одним. Много
на свете слов на разных языках и разных наречиях, но всеми ими, даже и
отдаленно, не передашь того, что сказали они в день этот друг другу".
http://www.lib.ru/RU...GRIN/parusa.txt
"Ассоль" ("Алые паруса"):
http://mults.spb.ru/mults/?id=2526
P.S. Порой, иногда повторяюсь, но есть то, где можно повториться и оно того стоит. Как-то так.
Сообщение отредактировал lapik: 22 Март 2010 - 01:30
"Вот одно из чудес, творимых любовью: она дает очарованному ей человеку силы смотреть на мир, не разочаровываясь - Клайв Льюис".