Статистика

Долго не знала, с чего начать, но начинать надо. Ежедневно в мире посредством сабоубийства умирают более трех тысяч людей. Статистика. За каждым из этих трех тысяч - своя история и своя боль. Я расскажу о своей.

Март 2007 года, гуляя в парке, знакомлюсь с молодым человеком. 23 года. Представляется Лешей. Узнаю, что учится на экономиста, защита диплома на носу. Музыку слушаем похожую, книги читаем те же. В группе на гитаре играет, скоро концерт. Пригласил.
До вечера гуляли с ним, а я маленькая еще, мне 18 нет и маман строгая. Домой пора. К экзаменам выпускным готовиться, ага.
- Тебе куда?
- На Петровско-Разумовскую, а тебе?
- О, и мне туда!

***
- Твой подъезд?
- Ага...
- А телефон дашь?
- Пиши...
- А поцеловать тебя можно?..
- ...

Июнь-август, успешно сдаю все экзамены, выпускные и вступительные, на хорошие баллы, подаю документы и жду результатом. Впереди лето и отдых. Лешка валит диплом и берет академический отпуск, значит, еще год в институте. Каждый день после работы заезжает за мной и долго гуляем или сидим у него дома. Берет отпуск, практически живем вместе. Я поступаю на бюджет, ура, да здравствует первый курс Полиграфического!


Ноябрь, с каждым днем я понимаю, что меня затягивает все дальше и дальше. Начинаем ссориться, он кричит на меня, потом извиняется. А я не могу уйти, первые настояшие чувства и нежнейшая привязанность, вера, что я смогу все исправить и наладить, что все будет хорошо. Виню себя в этом, потому что отдалилась из-за новых знакомых по учебе, из-за самой учебы.

...Узнаю, что он принимает наркотики. Начал в сентябре с гашиша и травки, потом экстази, кислота, ЛСД. Теперь нюхает.
Закатываю скандал, говорю, чтобы выбирал. Выбирает меня, просит переехать к нему, чтобы контролировала. Родителей нет - сирота, только какие-то дальние роственники в другом городе.
Понимаю, как нужна ему, переезжаю. Через три недели меня чуть не через милицию находит маман и со скандалом возвращает домой. Неделю не выпускает из дома вообще, и сама на работу не ходит. Договариваемся, что я больше не вижусь с Лешей и не ухожу из дома, хрупкое перемирие восстановлено. Как только меня выпускают из дома, еду не на учебу, а к Леше домой.

Декабрь 2007

16 декабря. Долгий и тяжелый разговор. Лешка под кайфом. Я устала, нервы не выдерживают. Мать (логично) не разрешает переехать к нему, начинает что-то подозревать. У меня нет сил настоять на своем. Плачу и говорю, что у меня впереди трудная сессия, что не справляюсь, что нужен тайм-аут. Ссоримся, говорю, что ухожу. Совсем.
Жизнью своей просит остаться. Я ухожу.

17 декабря. "Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети". "Леш, где ты? Очень надо поговорить. Ивини, пожалуйста, я дура."

18 декабря. "Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети". "Хороший мой, ну прости, не молчи, я с ума схожу. Напиши хотя бы, что не хочешь говорить, но с тобой все в порядке.".

19 декабря. Просыпаюсь от собственного крика. На телефоне несколько смс, но все - не от него. Трубку не берет.
Вечер, слышу из ванной, что в коридоре телефон звонит. Выбегаю, хватаю - общий друг. "Лой, беда. Лешка в больнице, к нему не пускают. Сестра какая-то его объявилась из Рязани. Блять, я не знаю, что делать. Я его нашел. Я ведь почти успел! Блять, что делать-то... Лой, тут записка была, он тебя упоминал. Я ментам не показывал, хорошо, дверь ломать не пришлось, я первый увидел. Короче, быстро к его дому, я минут через десять подъеду, пробки одни кругом. Все".

Что все? Как все? Что стряслось, почему не пускают? Что, мать вашу, случилось?!
Мысли носятся как пчелы. Медленно, по стеночке, оседаю на пол. Вскакиваю, кое-как одеваюсь, с мокрой головой бегу к Лешкиному дому - 20 минут, если бегом.
Я добежала за 12.
Подхожу к подъезду, дышать нечем, кончики волос смерзлись в сосульки и царапают щеку. Во дворе на асфальте кровь замерзшая, какая-то бело-красная лента. Еще что-то на асфальте... не стала вглядываться.
Прижимаю плоский ключ-таблетку к домофону, поднимаюсь на седьмой этаж. Дверь опечатана. Прямо посредине рву бумажну печать, открывю дверь. Пол в коридоре грязный, натоптано, Лешка так чистоту любит, видимо, та самая милиция.
И запах. Запах самого любимого, самого дорогого, самого желанного. Глупого, несносного, такого родного Леши. Вся любовь - нервы и срывы, но иначе мы и не можем, наверное.
- Зря ты в квартиру приперлась, ну да ладно, - вздрагиваю, оборачиваюсь. Стоит друг. Запыхавшийся.
- Что за...?
- Из окна, - Лют стреляет глазами на кухню, потом взгляд сразу в пол, - он в Склифе, сразу на операцию увезли.
- Сильно пост... - прерывает звонок мобильника. Молчим. Лют медленно достает телефон из кармана - номер не определен.Хочется вырвать у него тлефон из рук и махнуть об стенку. Страшно. Что-то не то. Что-то не так.
- Алло... Да, я. Да. Да. Когда я могу... Да. Хорошо.
- Ты чего? - Смотрю на белого Люта и чувствую подступающую истерику, голос срывается. - Ты чего? Отвечай, мать твою, кто звонил? Что с ним?! Что, мать твою, с ним?!
- Блять. Лой... Бля... - переводит взгляд на часы,светящиеся на кухонном столе. !7.42. Зимой темнеет рано... - Десять минут назад остановка сердца. Не смогли спасти. Не смогли бы! Не смогли!.. - затихает, вижу, у него слезы в глазах стоят, привалился к стене, кулаки сжаты. Они с 11 лет дружат. - Селезенка разорвана, одно легкое, печень. Позвоночник. Не смогли спасти. Не смогли. Не смогли... Не смогли...

***
На следующий день приехала из Рязани его сестра Светлана. Они с Лютом и занимались похоронами. Меня же она в первые 5 минут знакомства приперла к стене и сказала, что если увидит еще хоть раз рядом с Лешкиной квартирой или на похоронах, никто не найдет никогда. И я ей поверила.
После похорон мне Лют передал стопку писем от Лешки. И все. Больше мы с ним никогда не созванивались, если случайно виделись, то, не здороваясь, разбегались, пряча глаза.
У меня до сих пор лежат ключи от его квартиры. Зачем они мне нужны? Я так ни разу и не подошла к его дому. Все мерещилась застывшая кровь на асфальте и обрывки красно-белой ленты. Мне был подарен один час на прощание со старым миром. Когда Лют сидел на кухне и пил коньяк из Лешкиного бара (его, его, который он никогда не откроет!), а я ходила по комнате и трогала все то, что мы покупали вместе. Держала в руках рамки с нашими фотографиями. Статуэтку кошки, которую он мне подарил еще летом, а я все забывала забрать. Зарывалась носом в подушку с его. Его. ЕГО запахом, впитывала в себя, а слезы все текли и текли, и почему-то я сразу поверила, что это - навсегда, и я не увижу... Не увижу. Не прижмусь. Не поцелую. Не назову глупым. Никогда... Никогда-никогда он мне не пожарит яичницу (сгоревшую и пересоленую, но такой милый знак внимания), никогда он меня не закружит на руках по комнате, никогда не доведет до слез, Боги, я была бы так счастлива, если бы он был сейчас, пусть чужим, холодным, пусть назвал бы тупой малолеткой, как однажды в ссоре, но был! Был! Живой... Я доставала из шкафа его рубашки, которые всегда пахли одним и тем же ополаскивателем для белья, и которые он никогда не наденет, и обнимала их. Я билась в истерике на полу, на котором мы занимались с ним любовью, и понимала, что - никогда. Никогда. Никогда! Он никогда не дочитает книгу, которая валяется на диване, небрежно заложенная моей фотографией - мятой, неудачной, порванной.
Я зашла в ванную умыться, но увидела в стаканчике его щетку, несколько одноразовых бритв, на стиральной машине валялась забытая расческа... А все это ему уже не нужно. Как так может быть? Зубная щетка и книжка есть, а его - нету? Как такое, мать вашу, может быть?! Как, блять?! КАК?!


... Он мне не снится. Он снится моим друзьям, с которыми он виделся однажды, он снится тем, кто знал о нем лишь по моим рассказам, снится тем, кто его ненавидел. А мне - нет.

Я часто езжу к нему на кладбище. На фотографии он веселый и улыбается, длинные волосы развеваюся на ветру.
Я не хочу рассказывать о том, как лежала на его могиле и плакала, как царапала ногтями смерзшуюся землю. Как я видела его в отражениях витрин, в зеркалах, в тенях на асфальте и в лужах. Как, сидя на зеиле рядом с его могилой, сжигала на ладони письма - ответ ему на те, что Лют передал - надеясь, что они дойдут до него. И я никогда не расскажу о том, как он любил меня, и что было в тех ровных белых листах бумаги, которые были исписаны его рукой. Я прочитала два письма из семи и отложила остальные, потому что не была готова их прочитать. Через два года я съехала от матери, оставив письма там, а через год не нашла их - маман выкинула. Не знаю, читала ли она, и поняла ли, что сделала. Но я никогда ничего про это не расскажу.

Это просто застыло время,
Это просто замолкли часы.
И устав нести свое бремя,
Кто-то жизнь положил на весы.
Это просто проклятьем молчанье,
Это просто вопрос и ответ.
И безжалостно в мысли печатая
"Это просто тебя больше нет"...

М.,
29.04.1984 - 19.12.2007